– Ох… – Глаза Синеад наполнились слезами, и она быстро вытерла их, услышав, что Рорк возвращается. – Я соберу вам еды на дорогу.
– Не беспокойтесь. – Рорк снова прикоснулся к ее плечу. – В челноке полно продуктов. Я договорился, что автомобиль, на котором я приехал сюда, заберут.
– Мой Лайам сильно расстроится. Он сказал, что никогда в жизни не видел такой чудесной машины… Я хочу тебе кое-что подарить. – Синеад сунула руку в карман. – Когда Сиобан поехала в Дублин, она взяла с собой не все свои вещи. Собиралась вернуться и забрать их или прислать за ними, но из этого так ничего и не вышло.
Она вынула из кармана цепочку, на которой висел простой серебряный прямоугольник.
– Это всего лишь безделушка, но Сиобан носила ее. На пластинке написано ее имя. Это огам, древний кельтский алфавит. Я знаю, она хотела бы, чтобы эта вещь принадлежала тебе.
Синеад сунула кулон в руку Рорка и заставила его сжать пальцы.
– Счастливого пути, и… О, черт! – Слезы полились по ее щекам, и она крепко обняла племянника. – Ты вернешься, правда? Возвращайся. Мы будем тебя ждать.
– Вернусь.
Рорк закрыл глаза, вдохнул ее запах – запах ванили и шиповника, – что-то пробормотал по-гэльски и прижался губами к ее волосам. Синеад негромко засмеялась, отодвинулась и вытерла щеки.
– Я не сильна в гэльском.
– Я сказал: спасибо за то, что вы показали мне сердце моей матери. Я не забуду ни ее, ни вас.
– Вижу, что не забудешь. А теперь ступай, пока я не заревела в три ручья. До свидания, Ева. Береги себя.
– Была рада познакомиться с вами. – Ева крепко пожала руку Синеад. – Искренне рада. Если решите слетать в Нью-Йорк, мы пришлем за вами челнок.
Когда они шли к полю, на котором ждал вертолет, Рорк поцеловал Еву в висок.
– Ты поступила правильно.
– Она молодец.
– Да. – Рорк оглянулся на женщину, которая стояла в дверях и махала им рукой.
– Тебе нужно немного поспать, – сказал Рорк, когда они поднялись на борт челнока.
– Не приставай ко мне, приятель. Ты сам выглядишь так, словно на тебе неделю воду возили.
– Это потому, что за последние два дня я выпил больше ирландского виски, чем за предыдущие два года. Может, ляжем вместе?
Ева посмотрела на часы, задумалась и начала что-то считать в уме.
– Звонить в управление слишком рано. Я вернусь через два часа и почти ничего не потеряю во времени. Хорошо лететь с востока на запад!
– Зато потеряешь во сне. – Он нажал на кнопку, и широкий диван превратился в широкую кровать.
– Я слишком нервничаю, чтобы уснуть.
– Серьезно? – В его глазах загорелся прежний свет. – Что же поможет тебе расслабиться? Может быть, криббидж?
Ева прищурилась:
– Криббидж? Это какое-то сексуальное извращение?
Рорк засмеялся, обнял ее и опрокинул на кровать.
– А почему бы и нет?
Его ласки были нежными, и ее тоже. Они наблюдали друг за другом, и Ева видела, что тени, пугавшие Рорка последние дни, исчезли, а глаза его снова стали синими и ясными.
«Любовь может рассеивать призраков и отгонять мертвых, – подумала она. – Хотя бы на время». Когда их пальцы сплелись, а губы соединились, Ева поняла, что это и есть жизнь.
Когда челнок приземлился в Нью-Йорке, Ева не просто расслабилась; ей казалось, что она проспала целые сутки. Впрочем, если женщина не расслаблялась, сыграв с Рорком в «криббидж», – значит, с ней было что-то не так.
Ева позволила Рорку сесть за руль машины, оставленной ею на его личной стоянке. Нужно было заехать домой, позвонить в управление, потормошить тамошних сонь и сообщить им, что она вернулась и приступила к исполнению своих обязанностей.
– Перед выходом на работу ты могла бы взять пару часов личного времени и поспать.
– Моя квота давно исчерпана. Но это неважно. Я прекрасно себя чувствую. – Ева посмотрела на мужа. – Мы прекрасно себя чувствуем.
Рорк, лавируя среди машин, спозаранку выехавших на улицу, сжал ее руку:
– Это точно. Я давно не ощущал себя таким бодрым. Мне тоже не терпится вернуться к работе.
– Хороший признак. Сейчас мы разбежимся в разные стороны. Ты ничего не хочешь мне сказать напоследок?
Рорк подумал о Грогине и о том, как близок был к тому, чтобы совершить преступление. Преступление, после которого между ним и Евой могла вырасти стена.
– Нет. Хотя постой, есть одна вещь. Оказалось, я на год моложе, чем думал.
– Серьезно? Вот тебе и раз! И что же, это страшно?
– Немножко.
– Ничего, привыкнешь. – Она посмотрела на часы. – Слушай, я высажу тебя у дома, а потом поеду прямо… Проклятие! – выругалась она, услышав сигнал вызывного устройства.
– СООБЩЕНИЕ ДЛЯ ЛЕЙТЕНАНТА ЕВЫ ДАЛЛАС.
– Даллас слушает.
– ИСТ-САЙДСКИЙ ЦЕНТР ЗДОРОВЬЯ, ВТОРОЙ ЯРУС ПОДЗЕМНОЙ АВТОСТОЯНКИ. ФАКТ УБИЙСТВА ПОДТВЕРДИЛ НАХОДЯЩИЙСЯ ТАМ КАПИТАН РАЙАН ФИНИ.
– Еду. – Ева дала отбой. – О черт, черт, черт! Я думала, у меня еще есть время… Рорк, мне придется высадить тебя.
– Я тебя отвезу. Позволь мне сделать это, – сказал он, не дав ей возразить. – Позволь сделать то, что я могу.
Завывали сирены, на крыше «Скорой» бешено вращался маячок. Так всегда бывает, когда кто-то попал в беду. Но Алисия Дилберт больше не нуждалась ни в сиренах, ни в маячках; ее беды закончились.
Место уже оцепили, и копы занимались своим делом. В воздухе стояло марево. Вентиляционные люки метро изрыгали горячий воздух, от которого становилось еще жарче. Предприимчивый разносчик, остановившийся на углу, бойко продавал кофе и сандвичи с яичницей копам и фельдшерам, хотя и те и другие наверняка знали, как это вредно. В воздухе висела вонь яичного эрзаца, шипевшего на гриле, запах мужского пота и больницы.